Брент поморщился, словно от зубной боли: он никак не мог решить, что делать с предложением Липпи. Одно дело делиться тайнами любовных связей и интриг аристократов, и совсем другое — государственная измена. И пусть это государство совсем игрушечное, пыточные казематы в нем совершенно такие же, как и в более крупных городах. Вдобавок еще и Липпи, стоит лишь ему дать хоть малейшую возможность затянуть веревку у него на шее,  никогда не выпустит из рук власть. 
Но Брент доверял своей интуиции, а она подсказывала, что события вот-вот лавиной обрушатся на Криптхольм. И лавина эта может быть столь велика, что заметет все, даже предательство. 
Брент думал об этом, пока договаривался с кучером и нанимал экипаж, пока с безучастным лицом рассматривал из брички бегущие мимо дома,  пока расплачивался за проезд  около резиденции Кримлега, и лишь на широких массивных ступенях лестницы, ведущей к кабинету настоятеля,  сумел отодвинуть эту так и не разрешенную дилемму в сторону,  заставив себя сосредоточиться на непосредственных обязанностях.
Брент дождался, пока секретарь доложил о нем, и зашел в кабинет.

Толстый лорд покачал головой, как бы соглашаясь, что ситуация сложная.
- Что ж, благодарю вас, господа. В ближайшие минуты отправлю королю отчет, вы еще успеете поделиться с нашим магом тонкостью волшебства да провести время за чаем. Искренне соболезную вам в связи с вашей утратой. Берегите себя.
Нар встал, воздвигся даже правильнее сказать, распрощался велеречиво и махнул своим помощникам, мол, пошли.
А когда двери за ним затворились, только горестно вздохнул.
В коридорах все равно неощутимо тянуло тленом, они все привыкли уже к этому запаху, но привычка совсем не значит, что это нравится. Лорд прошествовал до высокого стрельчатого окна, забранного решеткой и кинул взгляд на город. Криптхольм развалился перед ним, как и перед Хэйтом когда-то, странным котлом, в котором вечно что-то варится, весно кто-то и где-то умышляет, грабит в подворотне, обманывает в лавке, строит свои злобные планы там, где требовалось бы поработать всем вместе.
- Ройо. Пришли к ним мага, того нашего... Алессандро Тойона. Найди его где он там в камерах сегодня, объясни ситуацию, пусть выяснит, возможно ли то, что они говорят. А заодно пошли людей, чтоб узнали, что там лорд Тамилл поделывает. С утра ты говорил, что занят вопросами поиска нашей венцеложной девицы? В общем, узнай, о чем они там думают и кто расследует инцидент с эльфами. А еще мне отчет о некромантах давай, и чтоб сейчас же - одна нога тут, другая там.
Ройо дернулся выполнять.
- Стой. И отчет состряпай да Хэйту передай.
Нар помолчал, сложив руки за спиной.
- Иногда, Ройо, мне кажется, что наша с тобой работа - она как у водопроводчика. Никто и никогда ее не видит да не замечает. - лорд пожевал губами, думая, что он не любит, когда города своевольничают. - Сортирами пользуются вояки, вельможи, короли. Но стоит водопроводчику ошибиться, как все те, кто его не замечают, оказываются в глубоком дерьме. Будь ты хоть король, хоть пекарь.   Добавь-ка людей в серые отряды. Ну и побольше чтобы у нас было добровольцев. Я хочу, чтобы к концу этой недели весь город был готов донести друг на друга, а не только отдельные личности.

А через полчаса к эльфам тихо поскреблись и принесли воды да еды. Сушеные фрукты, мясо, три разных настоя на травах, слабое вино. Еще позже вошел маг, тот самый Алессандро Тойона, в серой хламиде и с серым лицом. Маг поклонился эльфам чинно и представился, как штатный маг Майны и выразил надежду, что они поймут друг друга, ведь говорят на одном языке.
- Не могли бы мы быстро расправиться с этой формальностью? Я попробую понять принципы природной магии, хоть сам говорю на одном языке с водой.

- Бумаги?
Хэйт ничего писать не собирался, но мысль показалась дельной.
- Что ж, подождите, ваше высокопреподобие. Обращение к горожанам мне сейчас подготовят.
Еще не упала в тишину последняя фраза, как зашуршал бумагами писчий, вышел из покоя камердинер, поджала губы Силия, уже подобрав подходящие слова для частной беседы с королем, - на официальных церемониях обсуждать решения было не принято. Красавица графиня стрельнула глазами в сторону Командора. Из соседней залы сквозь толстые портьеры донеслось странное перешептывание, словно бы кто-то не мог сдержать возбуждение при обсуждении животрепещущих тем.
Силия, одетая в небесно-голубое платье, вдруг подумала, что у Хэйта все здесь выглядят под стать городу - затянутые в темные одежды, в крайнем случае допускается черно-белое сочетание. Джиованцо позволено щеголять в платье винного цвета. Мода в королевстве была строга, по мнению магистра - даже слишком.
Наконец, когда все уже устали от обоюдного молчания, вернулся невысокий камердинер, неся в руках ларец из красного дерева - королевский перстень-печать. Хэйт наскоро пробежал глазами бумагу - всего лишь общие слова -  просьба оказать всяческое содействие людям Церкви нашей, просьба при наличии разрушений, оставленных Ночью Тьмы, обратиться в королевскую палату Земли и Недвижимости для оценки ущерба и выделения компенсации.
"Ночь Тьмы" Хэйт править не стал, хотя и счел безвкусицей. Расписался размашисто, поставил печать, отдал с любопытством Командору. А вызванному слуге  передал наказ отправить вслед за Командором глашатаев с копиями указа, когда те будут готовы.
- Благодарим вас, Командор, еще раз. Вы пришли нам на выручку сразу, как только узнали о событиях. Этот шаг намного ценнее, чем любые слова, которые могли быть нами сказаны друг другу.
Кивнув в знак того, что разговор окончен, Хэйт поинтересовался у камердинера, кто настолько смел, чтобы вести беседы, хоть и за портьерой, пока говорит король.

- Я неумел в некоторых вопросах, - прямо и без обиняков предупредил Алессандро, прозванный в казематах Майны Кровопийцей, - Но скажите, а умны ли растения и животные? Интересуются ли они нашим миром, или просто говорят, что видели, когда вы, пользуясь магией своей удивительной и силой, вопрошаете?

- Их видение мира отличается от нашего, но да, они мыслят, хоть вы, люди, зачастую отвергаете такую возможность.  - кивнула Лисса, в ярко-синих глазах блеснула искра - ей явно нравилось говорить на эту тему. - Хотя чувства в их восприятии играют... более существенную роль. Всё в мире находится во взаимодействии, любые изменения влекут за собой последствия. Растения и животные наблюдают за этими переменами и подстраиваются под новые порядки. Или погибают, - при этих словах колдунья сморщилась. - Наш народ призван оберегать и защищать детей Природы, мы стражи этого мира, простите за пафос. Животные и растения знают это и приходят к нам на выручку, если их об этом попросить. Могу даже продемонстрировать вам это, если вы того желаете. К примеру... задайте любой вопрос о ком-нибудь из...постоянных обитателей или посетителей этого места. Если вы, конечно, хотите удостовериться в моих словах.

- Нет-нет... Я не о том. Всегда меня занимал вопрос, способны ли они к проявлению интереса к делам эльфов, людей и других...Или же их мир настолько отличен от нашего, что они могут только помогать...
Маг задумался, потирая гладко выбритый подбородок. Он явно что-то хотел уточнить конкретное, но формулировал плохо.
- Например, могут ли они сообщить мне, что мой дом в опасности, покуда я на службе?
Любопытство казалось неподдельным, но по лицу и осанке даже ребенок бы понял, что Алессандро рад бы уже закончить это дело. И вернуться к прямым и любимым обязанностям. Эльфы, казавшиеся слишком прекрасными, были столь же слишком далеки ему и бесчеловечны. Да и чувства не обманывали Тойону - никто из этих существ в ближйшее время не познакомится с ним ближе в более...изолированных помещениях.

Хэйт тем временем, распрощавшись с Командором, некоторое время молчал, двигая пальцами так, словно с удовольствием бы раздавил что-то. Молчали окружающие, молчал Избавитель, навеки застывший на пути к земле в картине. Орденцы всегда и для любого правителя были, как кость в горле. История хранила множество свидетельств, когда ордена сменяли друг друга у власти, воевали за крепости друг друга  - эти отлично обустроенные махины, выдерживающие осады многотысячных войск. И всегда - всегда! - они вели себя на территориях князей и королей, как правители.
В этот раз Королю-без-королевства нужно было собрать всю силу в кулак, в монолит, в крепко выкованный меч.
- Нам придется выделить ведомству лорда Нара больше средств.
"И обязать его ввести что-то вроде военного положения. Пусть ищет предлог."
- Что там за разговоры?
Оказалось, беседа касалась предполагаемого исчезновения Мэрион. Хэйт попросил всех оставить залу и остался только с Тамиллом, которому доложились его люди. То, что они принесли, заставило "беза" надолго замолчать и надолго потерять какое-либо подобие радушия. На кольце, найденном среди ее вещей, тщательно спрятанном, было выбито узнаваемое с первого взгляда изображение саламандры.
Тайного общества, уничтоженного несколько десятилетий тому назад за заговор и связь с демонами. Хэйт подумал, а не это ли они обсуждали там за портьерой? И очень понадеялся, что нет.
"Мэрион исчезла вместе с ребенком, у нее кольцо Ордена Алой звезды, а Тамилл не может даже посмотреть мне в глаза".
- Где некроманты? Не поверю, что никому в голову не пришло проследить, куда направились.
- Мы прочесали все ближайшие земли. Они остановились на постоялом дворе в нескольких часах езды от города.
- Я должен дать им ответ, хоть и не имею никакого желания на это.
- Должны.
- Если бы я спрашивал, не боишься ли ты, Тамилл, что этот ответ может обернуться для моих земель и людей большой кровью? Они будут в ответе за то, что я не могу смирить свою гордость. Не могу продаться Ашкару как бесполезный кусок мяса.
- Те, кто с вами, и не ждут другого.
Хэйт потребовал бумаги и написал распоряжения для шпионского ведомства и послание для его Якобыимператорского величества.  В послании значилось просто и лаконично - "Нет".
А потом пришло донесение от Нара о присутствии в Криптхольме делегации эльфов. У Хэйта, конечно, от такой скорости, как и у Нара ранее, брови поползли вверх.

- Конечно.
Тойона кивнул, разгладив складки подмятой мантии, прошел к выходу, постучал условным кодом, а потом, словно что-то вспомнив, остановился.
- Другими словами, господа посланники, нет никакого шанса, что звери и дикие животные, завидев, как убивают вашего брата, сами решились преодолеть такое великое расстояние, коее разделяет нас с вами, несомненно, полное опасностей и неприятностей для всякой четвероногой твари. Вы сами должны были спросить, мертвы ли ваши собратья, а чтобы спросить об этом, вы должны были знать о такой возможности заранее.
На его мизинце, узловатом и бледном, легшем на косяк, осталось крохотное пятно подсохшей крови. Дверь стали отпирать, скрипя в замке толстым и грубым ключом, потом задвигался засов, видно было по всему - эльфам здесь внимания уделили, как лучшим гостям шпичьего ведомства.
Алессандро мерзко улыбался, смотря на красивую, тонкую колдунью и на реакцию остальных. О том, что он думал, лучше было умолчать навсегда и навеки. Чтобы матерям не прибавилось страшных сказок, которые можно рассказывать темными, мглистыми криптхольмскими вечерами.

Юлдуз лежала, свернувшись в клубок, совершенно обессиленная и опустошенная.  Позади был курултай, позади посвящение в шаманы.  Она справилась — так сказала Хабиче.  Сама Юлдуз к тому времени уже едва могла даже понять ее слова, а уж сил на то, чтобы обрадоваться или хотя бы вздохнуть с облегчением и вовсе не оставалось.

За неделю до испытания она перестала спать.  Лихорадочное возбуждение, заставлявшее ее браться за все дела одновременно,  сменялось приливами ужаса перед предстоящим. Особенно тяжело ей было по ночам, когда сама темнота вокруг казалось оживала, обретала волю и плоть,  накрывала ее удушливой пеленой.  Она видела демонов в сплетении ветвей деревьев, слышала зловещий шепот в стрекотании кузнечиков, и иногда ей даже казалось, что она может различить отдельные слова. И неотступно, неотрывно с наступлением тьмы ее преследовало мучительное чувство, будто кто-то высматривает ее, ищет и вот-вот поймает взглядом. 

По утрам Юлдуз умывала воспаленные от бессонницы глаза,  и,  освобождаясь от самых жутких страхов по мере рассвета,  словно забывала о том, что было ночью, и могла делать то, что от нее требовалось.  Работа отвлекала, позволяла хоть на небольшое время забыть о том, что следующая ночь с каждой секундой все ближе.

День, на который было назначено испытание, она помнила лишь урывками.  Вот ей помогают одеть ритуальный наряд, вот она несет чашу с курительными травами к костру, вот Хабиче что-то говорит ей, наверное, последние наставления. Юлдуз кивала в ответ на ее слова, но смысл их от нее ускользал, и от этого возникало странное чувство будто Хабиче беззвучно открывает рот, словно рыба под водой.

А потом Юлдуз вдыхала дурманящие благовония, и чувствовала как отпускает напряжение, растворяется словно кусок сахара в воде ее вязкий ужас, мир вокруг нее на мгновение обретает реальность, прорывается показавшимися ей неожиданно громкими ритуальными напевами и судорожным треском веток в костре.  Обретает реальность, чтобы тут же исчезнуть, заслоненным миром духов. Началось испытание. 

Ученик должен умереть в мире снов и видений, умереть, чтобы возродиться потом уже настоящим шаманом, способным пропускать через свою душу силу духов. Сложность в том, что смерть должна быть добровольной. Ученика готовят принести свою душу в дар, отдать ее, а не позволить вырвать силой.  Он обязан достойно, с радостью вытерпеть любую боль и унижения, которыми духи будут его испытывать. Потому что иначе духи могут отказаться принимать жертву.

Учеников готовили, обучали не только бесчисленным ритуалам, чтобы призвать духов, но и бесстрастно терпеть боль и ни за что в своей жизни не держаться слишком крепко. Никогда нельзя было заранее знать, что уготовили духи на этот раз. Каждый проживал свое испытание. О тех несчастных, что после ритуала так и не обрели всех способностей, забывали, вычеркивали из круга внимания шаманов.
   
Юлдуз ступала по призрачному, трепещущему камню и с каждым шагом ее пронзала режущая боль.  Желтая пелена тумана на давала оглядеться, едкой горечью оседала на языке,  обжигала легкие. С неожиданным для нее самой спокойствием и отрешенностью, Юлдуз глубоко вдыхала ядовитую взвесь,  ощущая как боль свивает себе гнездо в ее теле, а силы вытекают по капле.  Она отдавала себя, дарила, с замиранием сердца шла вперед.  Вся ее прошлая жизнь была как нацеленная стрела, полет которой вот-вот завершится.  И каждый шаг становился не только болью, но и предвкушением новой жизни. Так и должно было быть.

Туман все густел, и казался уже не туманом, а вязким киселем, и вот уже невозможно было различить даже собственных ног.  Юлдуз не знала есть ли у нее еще тело,  и не уверена была, что ей удается идти. И все-таки, каждый раз, когда она говорила себе: "Еще шаг", она чувствовала, как боль внутри отзывается пульсирующим всплеском.  И это служило ей сигналом, что она все делает правильно.

И когда Юлдуз вновь вдохнула туман и не ощутила ожидаемой боли, когда ее тело вдруг стало легким как пушинка и податливым словно глина, она поняла — все позади. И в этот миг, словно в насмешку над ее облегчением, очертания тумана сложились в человеческие фигуры, окружили ее, и неведомым образом она поняла, что тот, кто искал ее в темноте последних ночей  наконец-то нашел, обнаружил. Юлдуз почувствовала себя как насекомое, которое неведомая сила подняла, наколола на булавку и теперь оценивающе осматривает. Ужас затопил ее, она отчаянно рванулась и… Очнулась рядом с костром.

Она застыла, уверенная, что провалила испытание, окаменевшая от охватившего ее отчаяния. И, когда Хабиче ласково  положила руку ей на затылок, и поздравила с посвящением, Юлдуз едва смогла осознать смысл этих слов. Странное безразличие охватило ее, она покорно позволила уложить себя и закутать в одеяло.  Ее оставили одну, и Юлдуз лежала неподвижно несколько часов, прежде чем смогла наконец погрузиться в сон.

--------------

Брент, приподняв бровь, оглядел заваленный бумагами стол, молча закрыл дверь и сел напротив Настоятеля. Ему предстояло многое доложить, и, судя по заваленному бумагами столу, немало узнать.   
Не теряя времени, он кратко, но не упуская ни одной важной детали рассказал, что обсуждалось на королевском совете, затем планы Хейта, которыми тот поделился с ним в личной беседе, и, наконец, эпопею с храмом и имитацией допроса эльфийки. Все это время Брент говорил только о фактах, оставив на будущее, свои оценки и сомнения.  Умолчал он лишь о своей встрече с Антонио Липпи.
— Вот кристалл, а вот засохшая кровь, которую я нашел внутри открытой гробницы, — Брент осторожно подвинул бумаги, положил на стол "улики" и замолчал, ожидая ответ.

---------------

Раймонд вернулся домой, когда утро уже категорически перестало быть ранним. Он развалился в кресле в гостиной и потребовал себе крепкого бульона. Порой он сразу заваливался спать после таких гулянок, но сегодня голова трещала совсем немилосердно, и лишь отчасти он мог обвинить в этом виски, коньяк и шампанское. Раймонд смутно помнил, как заказал себе бочку с последним и на спор нырял, стараясь продержаться не высовываясь на воздух как можно дольше.   
Потом была эта девица с морковными губами, потом он, кажется, опять играл, а потом…
"Стоп-стоп, вот тут было что-то важное", — он постарался сосредоточиться, но тут подошел слуга и внимание Раймонда отвлеклось на чашку бульона. 
Он аккуратненько, очень медленно взял ее двумя руками, осторожно поднес к лицу и, с мученическим видом, немного отпил, преодолевая отвращение.
Раймонд торопливо поставил чашку обратно и расплескал совсем немного. Сделал глубокий вдох, потом выдох, преодолевая тошноту, и уставился на чашку, пытаясь собраться с духом для следующего глотка.

Отредактировано Zazie (29.09.2011 22:50:04)

Вероника, которая уже успела уложить вещи и теперь могла воспользоваться свободным временем, успела заскучать и потому спустилась в кухню, поболтать со служанками, так что была в курсе приготовления бульона. А кому в этом доме может поздним утром - да какой там, уже почти день! - потребоваться бульон? Никак больной завелся. Или мессир Раймонд вернулся домой. Брат хозяйки гулял не то, что сестра. Леди Райна все делала аккуратно и со смыслом, а вот милорд - тот грешил с размахом, бездумно, зато, лихо.
Вероника вдруг подумала, что не плохо было бы сменить воду в вазах, что в гостиной, а то совсем застоялась. Потому, процесс проглатывания Раймондом целебного бульона был нарушен появлением субретки, которая почти неслышно проскользнула в гостиную.
- Утро доброе, монсеньор, - присела она в реверансе и тут же прикрыла улыбку рукавом - вид у милорда был такой измученный, что утро ему добрым вот уж никак, наверное, не казалось. Но, правда, быстро поправилась - красивое личико девушки тут же стало снова серьезным и даже каким-то сочувствующим.