Место действия. Россия. Начало 17 века. Сибирь. Кузнецкий острог.
Вступление
"...июля в 20 день. Писано в Кузнецком острогу
Государю, царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Руси бьют челом, сироты твои, Кузнецкого острога ратные люди Дмитрейка Петров Ходаков, Кирилка Семенов Большак, Парфешка Иванов Косоухов, да промышленные люди Павел Яковов Заяц, Ивашко Иванов Плехин, да прочие твоей царской милости сироты бьем челом.
Сего года июля в десятый день ходил воевода наш, Петр сын Иванов к захребтовым кыргызам за ясаком. И те кыргызы захребтовые твоего государева слугу Петра сына Иванова до смерти убили совсем, а людишек его пограбили и наги отпустили и коней двух поели. И теперь мы, государь, сироты твои, без головы осталися. Так пожаловал бы ты, государь, воеводу прислал, а нам без него никак не мочно. А ясак, што мы собрали, по анбарам лежит, а слать не знаем как..."
"...июля в 31 день. Писано в Томском остроге
Дворянину Василию Борисову от Томского острога воеводы, князя Олександра Гупова, память. Сей же час собравшись, с десятью ратными людьми плыть в Кузнецкий острог, дощаник взять у торговых людей на государя. Пороху и свинца взять, сколько надобно, которые ратные люди без пансырей тем пансыри взять и наручи. В том Кузнецком остроге сыскать, каким обычаем воеводу кыргызы убили, да не было ли в том воровского умысла. Да сведать, куда государев соболий ясак дели..."
"...августа в 14 день. Дворянин Васька Борисов господину моему князю Олександру Гупову, воеводе Томскому, челом бьет. августа в 1 день отплыл я иа дощанике как твоя милость велеть изволила, а со мной десять человек ратных людей в пансырях да куяках да шапках железных, с припасом, а проводником промышленный человек Пашка Яковов.
Августа в 12 день приплыли в Кузнецкий острог, сразу я сыск учинил, как воеводу Петра сына Иванова погубили. А кыргызы захребтовые в избу ко мне пришли да головой винились: ходил де воевода к ним за ясаком третий раз за год, а листы, где они палец прикладывали, все рвал и лаял их поносно. А им уж кроме живота и дать нечего. А они в те поры осерчали и воеводу убили. И просят они, кыргызы захребтовые, государева прощения, а што с ратных людей пограбили – все вернут, только коней не вернут, двоих, потому што их уже съели. И я тех кыргызов к присяге привел, да трех княжат их ясырями взял да за пристава в острог посадил. А с грамотой этой отправил я тебе, господин мой, государев ясак: тринадцать сороков соболей с пупками да хвостами..."
______________________________________________________________________________________________________________________________________________
Декабря день 16.
Торг шумел прямо недалеко от воеводской избы. Так каждую зиму съезжались сюда в Кузнецкий острог русские купцы с Томского острогу, а кто и подальше, из Мангазее самой. Привозили хлеб, масло, соль, порох. Да много чего полезного и необходимого привозили. В обмен на пушнину, что доставляли к торгу местные шорские да кыргызские князьки.
Воевода Борисов Василий прогуливался по торгу. Душа у него радовалась, сколь богат ныне привоз меховой.
- Ты вота, что - обратился он к единственному в остроге грамотею Пашке Яковову - Следи тута, чтоб купчишки то от наши не наегорили местных, сверх меры. Не то обидятся да приезжать ещё перестанут. И меха, чтоб лучшие себе не скупали. То мы сами возьмём. А будут колготить скажи: то ясак государев. И точка...
- Ага - кивнул Пашка - Понял, господин. Изделаю как надо всё, ты не сумлевайся.
-Ну-ну - хлопнул Василий Пашку по плечу - Старайся. За мной служба не пропадёт. А за государем, тем паче. О. ишь ты. Никак Чири-бай пожаловал. Принёс чёрт.
К воеводской избе подъезжал в окружении слуг местный князёк Чири-бай. Старый знакомый воеводы Василия, за мзду закрывавший глаза на то, как Василий со своими людьми слегка, а иной раз и не слегка, обманывает местных в расчётах с мехами.
Вот и сегодня заявился. Слез с коня, улыбается Василию радостно.
Рад, стало быть, нехристь. Хоша вроде и крестил его нынче летом батюшка местный, поп Михайло. А всё одно как был князёк нехристью так и остался. Одна слава, что крест на себе таскает. Ежели не потерял конечно.
Хотя крестик то ему Василий золотой подарил. Такой то небось не потеряет. И чего их крестить ? В церкви без ихнего духу дышать легче. Тоже мне, православные, тьфу, прости Господи.
Думая так, наружно Василий улыбался, и заранее распахнул объятия пошире, чтоб покрепче обнять такого гостя дорогого.
А тот тоже так уж в улыбке расплылся, что глаз видно не стало. Ах нет дороже для него человека чем воевода. Ох три ночи не спал, всё скакал по лесам и горам Чири-бай, чтоб друга своего обнять.
И счастья выше этого у Чири-бая нету, как поглядеть на русского воеводу Васку, да поговорить с ним, да узнать не было ли какого указу от Белого царя из России.
От только обняться у них на сей раз не получилось. Крик вдруг поднядся. Гомон, Крики:
- Куды прёшь то? Ошалел, что ли , рожа немытая?!
На торг , мало не сбив с ног какого то купца, ворвались нарты не в полной собачей запряжке. Управлял нартами паренёк лет десяти. Глаза безумные у него были. Кричал чего то по своему.
Да рядом сидела девчушка. Совсем малая. Та как истукан была. Совсем не двигалась
- Это, что ещё за напасть - крякнул Василий - Поспрашай ка его, Чири-бай. Чего стряслося то ?
Раздвигая сгрудившуюся у нарт толпу, они приблизились к нежданным гостям.
Парнишка, увидав Чири-бая заговорил, что - то. Быстро-быстро. И Василий увидел как бледнеет и бледнеет лицо Чири-бая от слов мальчишки.
- Слышь, воевода - толкнули в бок Василия.
Тот обернулся и увидел Саньку Глуздыря. Одного из тех головорезов, что по лету с ним из Томского острога сюда приплыл.
- Чего?
- На нарты то посмотри. В кровищи вси. Как, ты скажи, по реке кровавой шли.
Глуздырь медленно обошёл присевшего на корточки и вытирающего обильно выступивший пот Чири-бая и приблизился к девочке в нартах. Та сидела под шкурой. Глядела в одну точку. Как неживая.
Глуздырь снял рукавицу и поводил ею перед лицом девчонки. Туда-сюда. Никакой реакции. Как у истукана деревянного. Глуздырь на воеводу взглянул. Увидел ли? Василий кивнул головой. Мол вижу. Да понять вот ничего не могу.
Чири-бай наконец закончил разговор. Когда поднялся и обернулся к воеводе, лица на князьке не было:
- Совсем плохое дело сотворилось, друг Васка - заговорил Чири-бай - Такого дела давно не бывало. Даже при отце моём не бывало. Только при деде моём бывало.На стойбище их Карачумыш напал. Только эти двое и остались живы. Их нарты в стороне стояли и готовы были. Карачумыш их не догнал.
Русские переглянулись
- Чего ещё за карачумыш то?- спросил кто то - Медведь шатун, что ли?
- Нет-крикнул Чири-бай - Карачумыш это не медведь! Карачумыш это карачумыш! Не понимаешь, что ли, чурка русская!?
- Кхым- кашлянул воевода - Ну хорошо, не медведь. А кто он тогда? На кого похож то?
Тут старик охотник из местных заговорил. А сынок его, молодой Баялык перетолмачивать на русский стал:
- Карачумыш это злой дух. Он летом спит, а зимой бродит по тайге да по горам. Иногда, редко он спускается с гор и ест людей. Как наестся, уходит обратно.
- Ну дела - покачал Василий головой
- А убить вы его не пробовали? - это Глуздырь влез
Старик опять заговорил, а Баялык вновь перевёл:
- Его нельзя убить. Стрелы не берут. Копья не берут. Кто пробовал убить- назад не вернулся.
Молчание тяжёлое над торгом повисло.
Потом воевода крякнул и сказал:
- Что творится то тут? Ну, как бы то ни было, а этого так оставлять нельзя. Ещё не хватало, чтоб какое то говно спускалось с гор и жрало государевых ясачных людишек.
- Это точно- поддержал его Глуздырь - Людей вообще жрать нельзя. Даже с голодухи.
- Я слуга государев - продолжил Василий - И этого не потерплю. Давай, ка, Глуздырь, кликай людишек ратных, да охочий можа кто найдётся. Зараз же выступаем. Поглядим, что там ещё за карачумыш.
Отредактировано мармадон (15.10.2012 21:40:39)
